ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ ПОД УДАРАМИ АНТИСОВЕТИЗМА

В октябре 2022 года исполнится сто лет окончания Гражданской войны, что длилась четыре мучительных года (1918—1922). В горниле этой войны в страданиях и беспримерных подвигах рождался советский человек. В социалистическом преобразовании он поднялся на высший уровень развития русского человека. Русского в широком, интернациональном смысле этого слова. Советский человек не исчез с развалом СССР «пятой колонной» антисоветчиков всех мастей: от либералов-западников до записных патриотов монархического толка.

Антисоветизм определял суть Белого движения в годы Гражданской войны. И ныне он находится в идеологическом и политическом арсенале правящего в России режима власти. Остриём своим антисоветизм направлен прежде всего на историческую память людей, молодых в первую очередь.

Попытаемся проиллюстрировать тезисы, заявленные в преамбуле статьи. Начнём с доказательства полной несостоятельности утверждения президента РФ Путина в его выступлении, посвящённом столетию начала Первой мировой войны. Текст дан в газете «Взгляд» от 27 июня 2012 года: «Наша страна проиграла эту войну проигравшей стороне. Мы проиграли проигравшей Германии. Это результат предательства тогдашнего правительства».

Нет сомнения в том, что под «тогдашним правительством» В.В. Путин имел в виду Совет Народных Комиссаров РСФСР во главе с В.И. Лениным, подписавшим Брестский мир с империалистической Германией. Это подтверждается следующей фразой президента РФ: «Они искупили свою вину перед страной в ходе Второй мировой войны». «Они» — это, конечно же, большевики.

Тема вины большевиков и лично Ленина за утраченную якобы победу России в Первой мировой войне не оставляет главу РФ. Выступая в 2014 году при открытии памятника жертвам этой войны, он заявил: «Россия выполнила свой союзнический долг. Однако эта победа была у неё украдена». Ленин явно не даёт покоя президенту РФ Путину…

Анализ объективного хода событий на восточных фронтах Первой мировой свидетельствует о невозможности царской России оказаться в ряду победителей в этой войне. Для иллюстрации данного утверждения приведём факты, заимствованные из воспоминаний боевых царских генералов: Бонч-Бруевича, Деникина и легендарного Брусилова. Судьба их оказалась разной. Бонч-Бруевич и Брусилов без колебаний перешли на сторону Советской власти и сыграли значительную роль в строительстве Красной Армии. Деникин стал одним из «вождей» Белого движения, заклятым врагом власти Советов. Но в оценке возможностей Русской армии вести победоносную для неё войну все трое были едины: таковых не имелось. И не только потому, что союзники (Франция и Англия прежде всего) русской кровью добивались победы для себя. Об иных причинах скажем ниже.

Царский генерал-лейтенант Бонч-Бруевич, завершивший свою военную службу в Красной Армии в том же звании, в частности, писал об иных причинах вынужденной слабости Русской армии: «Расчёт на быстрое окончание войны и этакая купеческая «широта» натуры повели к тому, что и без того недостаточные запасы вооружения, боевых припасов, снаряжения, обмундирования и продовольствия расходовались в первые месяцы войны с чудовищной расточительностью. В то же время все кому не лень крали и расхищали казённое добро; основной бич старой России — взятка проникала в любые министерские кабинеты». В 1915 году «началось тяжёлое похмелье. Неожиданно выяснилось, что в войсках нет ни снарядов, ни винтовок, ни сапог. Великолепный русский солдат должен был чуть ли не палкой отбиваться от отлично вооружённого и обеспеченного всем необходимым противника».

Те же мысли мы находим и в весьма объёмных мемуарах Деникина «Очерки русской смуты». В них читаем: «Своего рода естественной пропагандой служило неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта. Но особо тяжело отозвался на армии недостаток техники и главным образом боевых припасов». И далее: «Уже к октябрю 1914 г. иссякли запасы для вооружения пополнений, которые мы стали получать на фронте сначала вооружёнными на 1/10, потом и вовсе без ружий». «Из всех армий вопль — дайте патронов…»

О том же с болью и состраданием к русскому солдату пишет и Брусилов в книге «Мои воспоминания»: «Неудачи наши на фронте в 1915 году ясно показали, что правительство не может справиться всецело со взятой на себя задачей — вести удачно войну самостоятельно, без помощи общественных сил, ибо оказалось, что патронов и снарядов у нас нет, винтовок не хватает, тяжёлой артиллерии почти нет, авиация в младенческом состоянии и во всех областях техники у нас нехватка. Начали мы также жаловаться на недостаток одежды, обуви и снаряжения, и, наконец, пища, к которой солдатская масса очень чувствительна, стала также страдать. Приходилось, вследствие нашей слабой подготовки во всех отношениях, возмещать в боях нашу техническую отсталость в орудиях борьбы излишней кровью, которой мы обильно поливали поля сражений».

Февральская революция 1917 года развязала языки, солдаты прямо писали о том, что воевать они не могут и хотят домой. Можно сказать, они встретили в штыки лозунг Временного буржуазного правительства «Война до победного конца!», столь любезный кадетам и поддержанный меньшевиками и эсерами. Никто из солдатской массы не видел смысла отдавать свою жизнь за Константинополь и проливы, за что ратовал новый министр иностранных дел Милюков, лидер кадетов.

Следствием антивоенного настроения солдат, крестьян в большинстве своём явилось стихийное массовое дезертирство. Свидетельствует в своих мемуарах Бонч-Бруевич: «По засекреченным данным Ставки, количество дезертиров, несмотря на принимаемые против них драконовские меры, составило к Февральской революции сотни тысяч человек. Такой «молодой» фронт, как Северный, насчитывал перед Февральским переворотом пятьдесят тысяч дезертиров. За первые два месяца после Февральской революции из частей Северного фронта самовольно выбыло двадцать пять тысяч солдат».

Разложение Русской армии нарастало как до Февраля, так и после. Весьма примечательно, что не кто иной, как Деникин, 16 июля 1917 года, выступая в присутствии Керенского (тогда уже премьера), прямо заявил: «Когда повторяют на каждом шагу (что характерно и для наших дней. — Ю.Б.), что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Армию развалили другие…» Прежде всего её развал явился неизбежным следствием развала империи Романовых, расшатанной ожесточённым классовым противостоянием пролетариата и крестьянства российскому капиталу и помещикам, поражённой небывалым взяточничеством, распутинщиной и множеством иных пороков. Но не это имел в виду Деникин, а приказ №1.

Приказ №1 был принят решением Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Петроградского, а по существу Всероссийского, Совета рабочих и солдатских депутатов. В нём большевики до сентября 1917 года не играли сколь-нибудь существенной роли: они были в меньшинстве. Приказ №1 был принят подавляющим эсеро-меньшевистским большинством. Его автор — соратник Керенского Соколов. Как и Керенский, он был известным адвокатом в дореволюционное время. Согласно упомянутому приказу, требовалось «немедленно выбирать комитеты из выборных представителей… от нижних чинов… Всякого рода оружие… должно находиться в распоряжении… комитетов и не в коем случае не выдаваться офицерам… Солдаты ни в чём не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане».

Вадим Кожинов — известный русский мыслитель второй половины минувшего века и начала века настоящего — писал в своём исследовании «Россия. Век ХХ. 1901—1939»: с изданием приказа №1 (а он был отпечатан в девяти миллионах экземпляров) «дело шло о полнейшем уничтожении созданной в течение столетий армии — станового хребта государства». Думается, что более взвешенную и точную оценку действию приказа №1 дал генерал Брусилов. Он писал в своих воспоминаниях: «Возвращаясь мысленно к прошлому, я часто теперь думаю о том, что наши ссылки на приказ №1, на декларацию прав солдата (она значилась в «Приказе по армии и флоту», изданному Керенским, когда он стал военным министром. — Ю.Б.), будто бы главным образом развалившие армию, не вполне верны. Ну а если эти два документа не были бы изданы, армия не развалилась бы? Конечно, по ходу исторических событий и ввиду настроения масс она всё равно развалилась бы, только более тихим темпом». И далее генерал объясняет причину, почему бы это произошло: в стране назревала революция, а правительством «был лишь выдвинут вновь старый лозунг: «Держи и не пущай», а всё осталось по-старому. Что посеяли, то и пожали!..»

Несмотря на бездарность большинства генералитета и его, как и большей части офицерства, отчуждённости от русского солдата, он, солдат этот, проявлял чудеса стойкости и героизма на полях сражений Первой мировой войны. Но распутство царского двора, правительственная чехарда и неразбериха в управлении страной и т.д. не могли не расстроить боеспособность армии и заставляли её «за здорово живёшь проливать бессмысленное море русской крови» (Брусилов). Даром это не прошло: моральный дух армии был сильно подорван.

Как отмечал Деникин в «Очерках русской смуты», «духовенству не удалось вызвать религиозного подъёма среди войск» и «в солдатской толще, вопреки сложившемуся убеждению, идея монархизма глубоких мистических корней не имела». Не имела она таких корней и у самого Деникина. Таким образом, разложение армии было полным. Воевать она и не могла, и не хотела. Попытка Временного правительства, под давлением союзников, организовать в июне 1917 года наступление на русско-германском фронте оказалась провальной: десятки тысяч убитых и раненых да озлобление солдатской массы.

Продолжение следует.